Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]

— Скажи, Бет, есть на свете судьба?

Антон лежал, вжавшись в сырую прибрежную гальку. Частое и неровное дыхание превращало его слова в сиплый шепот. Чуть впереди и правее на вылизанном волнами прибрежном откосе курилась сизым дымком ровная строчка конических воронок, вырванная отгремевшей секунду назад пулеметной очередью.

Во рту было сухо, хотя во время переправы он пару раз умудрился наглотаться мутной воды Пянджа.

— Теперь ты решил поговорить на отвлеченные темы? — раздался в ответ ее ровный голос.

— И все же? — Извалов лежал на мелководье, ощущая, как мутный от глиняной взвеси поток обтекает его тело, унося предательское тепло, которое едва не стоило Антону жизни.

— Караван начал движение. Взгляни на дисплей, я отсканировала схему минирования нейтральной полосы.

Антон повернул голову, покосившись на небольшой экран коммуникатора, где четко обозначилось местоположение мин и сигнальных растяжек, которые густо перекрывали пространство между двумя высотками.

Современными технологиями на этом участке таджйкско-афганской границы, похоже, и не пахло, возможно, оттого, что он считался относительно спокойным. Вообще, из-за хронической нехватки казенных средств граница между двумя государствами на огромных отрезках своей протяженности так и осталась понятием условным. Блокпосты на высотах да воды реки — вот и весь замок, отделявший одну страну от другой, а ночью, как известно, все кошки серы: поди разбери, кто там движется в темноте, беженец, отощавшая собака или одинокий контрабандист, на свой страх и риск переправляющий через Пяндж небольшую партию опиума-сырца?

— Все, я пошел.

Извалов медленно выполз на пологий берег и начал забирать вправо, обходя первое минное заграждение. От его движения лишь тихо скрипнула галька да минутой позже невнятно прошуршал осыпающийся с прибрежного откоса песок.

На счастье Антона, сержант Щеглов уже закончил проверку караула и вернулся на полевой КП, оборудованный неподалеку от стрелковых ячеек.

Не зря он назвал своего подчиненного раздолбаем. Мурзоев пропустил этот едва слышный шум, а вместе с ним и ползущего человека.

Спустя пятнадцать минут, обогнув опасный участок, Извалов с облегчением сполз в старый ход сообщения. Схема, которую транслировала для него Бет, ясно указывала, что в тупике траншеи за брезентовым пологом, заменяющим дверь, в склон высоты врезано укрытие, где в данный момент находилось несколько человек.

— Все, Бет, похоже, выкарабкались.

— Да, граница позади. Что дальше?

— Буду возвращаться домой легальными способами. Если все сложится, то через пару дней окажусь в Питере.

— Значит, я могу отключиться?

— Да, Бет. Ты, наверное, смертельно устала. Отдыхай. Теперь я уже справлюсь. — Антон произносил эти слова, а у самого в горле стоял ком. — Только не исчезай надолго. Нам нужно о многом поговорить.

— Я постараюсь.

— Через три дня. Как обычно, на нашем месте?

— Договорились. — Ее голос неуловимо дрогнул. — Я обязательно приду, Антон.

Он секунду помедлил в надежде, что она отключится первой, но крохотная искра на коммуникаторе не гасла, и тогда он решился сам.

— Помни, что я сказал тебе, Бет. — Палец Антона коснулся сенсора, и трепетный огонек судорожно моргнул, фиксируя отключение связи.

Жутко хотелось курить, но он не мог позволить себе передышки. Граница, оставшаяся за спиной, еще не гарантировала, что все сложится хорошо.

После недолгого размышления Извалов решил не таиться: он смертельно устал, и пробираться пешком в Душанбе, где находилось российское посольство, ему вовсе не улыбалось. Положив автомат на поросший чахлой травой бруствер, он откинул брезентовый полог и вошел внутрь укрепления.

Сидяший за столом сержант мгновенно вскочил, но Антон, успев разглядеть его славянскую внешность, тихо произнес:

— Ты только не психуй, сержант. Свой я. Русский…

Автоматный ствол не опустился, даже не дрогнул.

— Свой, говоришь? — прищурясь, переспросил Щеглов. — Это, часом, не тебя я из пулемета проверил?

— Меня, — кивнул Извалов. — А вот караван ты прохлопал.

— Какой еще караван?

— Обычный. Наркоту везут. Перегрузили с машин на мулов и топают себе потихоньку. Охрана — двенадцать человек. Переправляются вот тут, за излучиной. — Антон рискнул сделать шаг к столу и указал место на развернутой карте.

— А ты откуда взялся? — не скрывая настороженного недоверия, осведомился Щеглов.

— Бежал, — лаконично ответил Антон, понимая, что время подробных разъяснений придет позже.

Он не ошибся. Информация о караване требовала немедленной проверки и действий, а если она подтвердится, то отношение к нему станет совсем другим.

— Ладно… проверим. — Сержант опустил автомат и толкнул одного из четверых спящих бойцов. — Жекшенбиев, мать твою, подъем!

Автоматный огонь стих только к утру.

Щеглов вернулся на КП, когда уже рассвело. Выглядел он усталым, но довольным.

Сев за стол, сержант посмотрел на задремавшего Антона, потом осторожно растолкал его и спросил:

— Водки хочешь?

Извалов покачал головой, вопросительно приподняв бровь.

— Нормально все. — Щеглов хлопнул его по плечу, доставая флягу. — Взяли их. Давно такую партию не перехватывали. Там, за излучиной, стык застав, вот они и нашли лазейку…

— У тебя транспорт есть?

— А куда тебе надо? — Сержант отхлебнул из фляги.

— В посольство, — ответил Извалов, но по выражению лица сержанта понял: не пройдет, далековато. — Ну, на крайний случай, в комендатуру российских сил…

— Это другой разговор, — кивнул Щеглов. — Вместе и поедем. Надо же кому-то сопровождать конфискованный груз и пленных. А автомат ты специально забыл у входа? — хитро прищурясь, спросил он.

Антон только усмехнулся в ответ, доставая «стечкин».

— Это тебе, сержант, — произнес он, протягивая пистолет Щеглову. — Меня все равно не пропустят с ним через границу. Не хочется, чтобы он попал в плохие руки…

Решение было спонтанным, оно несло непонятную для сержанта душевную боль, которая на миг отразилась в глазах Извалова.

Отдавая оружие, Антон остро чувствовал, что в душе и в жизни замкнулся огромный круг, а впереди уже нет четкой, осмысленной определенности дальнейшего бытия.

Дома все было по-прежнему: вопреки опасениям Антона никто не набрел на одинокую усадьбу во время его отсутствия, и только перевернутая мебель в гостиной да побитая посуда на кухне немо напоминали о дне его похищения.